Россия находится в тренде мирового развития
Инвестиционный директор фонда «Сколково» Александр Лупачев: «Россия находится в тренде мирового развития»
О том, как получить гранты от фонда «Сколково», как избежать ненужных рисков и в какие отрасли экономики стоит сейчас активно вкладывать деньги, в интервью корреспонденту РБК daily Виталию Петлевому рассказал инвестиционный директор фонда «Сколково» Александр Лупачев.
Александр Лупачев, инвестиционный директор Фонда «Сколково»
Родился в 1975 году в Подмосковье. В 1997 году с отличием окончил МГИМО, в 2004 – бизнес-школу Гарвардского университета (США). В 1997-2002 годах работал в консалтинговой компании Accenture, с 2004 г.?—?на руководящих должностях в сфере прямых инвестиций (компании Access Industrues, Delta Private Equity,Finam Capital).
— Как инвестиционный комитет «Сколково» оценивает проекты перед принятием решения, давать компании грант или нет?
— У нас разработана четкая методика, позволяющая оценить рыночный потенциал и международную конкурентоспособность проекта. При анализе конкурентных преимуществ технологии мы полагаемся на мнение авторитетных экспертов, в т.ч. зарубежных. Когда речь идет об оценке перспектив бизнеса, мы прислушиваемся к мнению венчурного сообщества. В большинстве случаев, когда мы выдаем гранты, мы ожидаем, что в проект войдем не только мы, но и сторонний инвестор, который профинансирует паритетную сумму. Наиболее распространенные пропорции — 50/50, но бывают исключения, например 1/3 или 3/1. Это зависит от размера проекта. Мы требуем присутствия соинвестора для того, чтобы правильно оценить проект с рыночной точки зрения.
Не секрет, что для большинства венчурных фондов на один проект, который они финансируют, есть еще пять-шесть проектов, которым они могли бы в принципе дать деньги, но отказали по тем или иным причинам. К примеру, эти проекты недостаточно безопасны для финансирования со стороны одного инвестора. И, если кто-то соглашается соинвестировать в конкретный проект, то фонд уже с большим комфортом входит в компанию. Другими словами, присутствие такого института развития, как фонд «Сколково», позволяет значительно расширить круг венчурных сделок. У большинства фондов сейчас отбор 1/100.
— Но ведь в международной практике нормальные показатели — один к десяти, когда одна компания приносит фантастическую прибыль, пять выходят в ноль, а остальные закрываются.
— Это теория, в которую я сам верил, когда был студентом. Но потом, когда я начал работать в инвестиционной сфере, выяснил, что подобная статистика действует только в отношении развитых рынков и успешных фондов, которые глубоко вникают в технологию, активно участвуют в жизни компании, помогают им расти и активно капитализироваться. И даже у таких фондов показатели примерно такие, как вы озвучили. У неуспешных фондов могут все десять из десяти проектов обанкротиться.
— И много в России таких фондов?
— Ориентировочно три четверти. Можно спросить не только меня, но и других участников рынка. Объективно венчурное сообщество в нашей стране молодое. Поэтому, развивая инновационную экосистему, фонд «Сколково» старается активно работать и с венчурными фондами, используя их навыки и ресурсы для рыночной оценки сделок.
Другими словами, присутствие такого института развития, как фонд «Сколково», позволяет значительно расширить круг венчурных сделок.
— А какова максимальная сумма гранта, который можно получить в «Сколково»?
— В апреле этого года была одобрена инвестиционная политика фонда. Она описывает наиболее типичные сценарии как для заявителя, так и для инвестиционного комитета. Сейчас максимальная сумма гранта 300 млн руб., она подразумевает трехкратное софинансирование со стороны внешних инвесторов. То есть максимальная сумма проекта получается 1,2 млрд руб. Но если есть успешная компания, способная сделать продукт или услугу мирового уровня, у нас будет возможность поддержать ее грантами более чем один раз.
— И как вы оцениваете, количество проектов, которые вам выдвигают на софинансирование, увеличивается?
— Да, в среднем число выдвигаемых проектов растет, так же как и растет их качество, которое мы меряем исходя из опыта заявителей, конкурентоспособности проекта и их опыта акцион еров и соинвесторов. Это три основных фактора, которые определяют успех проекта.
Говоря об инвестиционной политике фонда, стоит отметить одну очень важную новацию. Так называемая стадия «ноль» — стадия посевного финансирования, когда мы предоставляем микрогранты на сумму до 1,5 млн руб. У нас есть возможность предоставлять их совсем молодым компаниям, у которых есть только идеи, но еще нет прототипа, то есть нет образца, на который можно посмотреть. На стадии «ноль» софинансирование не требуется.
Но дальше мы ожидаем, что по результатам такого микрогранта компания сможет создать прототип продукта, подготовить качественный бизнес-план, что позволит ей привлечь стороннего инвестора и выполнить наши требования по софинансированию. И здесь нужно учитывать, что администрирование таких грантов у нас отведено на уровень руководителей кластеров. Микрогранты на инвесткомитет, как правило, не выносятся.
— Каким образом бюджет на микрогранты распределяется между отраслевыми кластерами фонда «Сколково»?
— Есть определенные нормативы, но они носят больше рекомендательный характер. Навскидку могу сказать, что общий бюджет в этом году, выделенный на гранты, — более 3 млрд руб. Из них 5% выделены на гранты стадии «ноль», то есть на микрогранты. Они распределяются более-менее равномерно между пятью кластерами. Из пяти кластеров три относятся к наиболее популярным венчурным направлениям: IT, biotech и cleantech — на них в мире приходится более 99% венчурного финансирования. В этом смысле Россия находится в тренде мирового развития. Но в фонде также развивается и два специфических российских направления — это ядерный кластер и кластер космических технологии. Это, собственно, гордость нашей страны, и мы считаем необходимым их поддержать.
— Но они не так популярны у инвесторов?
— Это действительно так. Связано это с двумя причинами. Во-первых, технологии эти весьма специфичны и развиты более-менее в пяти-шести странах. Вторая причина состоит в том, что эти технологии зачастую имеют двойное назначение. Что мы видим в качестве положительного тренда, так это то, что в рамках этих направлений появились сугубо коммерческие проекты. Они связаны не с большими госпрограммами, а нормальным гражданским применением.
— По этим направлениям не так много будет проектов, видимо, приходить? Частных денег в этих кластерах будет мало?
— Пока не было прецедентов, поэтому нет возможности ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение. Из того что я вижу: пока интересы инвесторов в основном связаны с типичными для мировой практики направлениями: IT, cleantech и biotech. У нас уже подписаны соглашения об аккредитации с шестью фондами. Общая сумма обязательств с их стороны сейчас составляет порядка 90 млн долл. (2,5 млрд руб.), что достаточно существенно.
На этот год план таков: к концу года мы ожидаем, что сможем подписать соглашения об аккредитации с двадцатью фондами на сумму не менее 200 млн долл. И у нас есть серьезные основания полагать, что мы этой цифры сможем достичь.
— Спасибо за беседу.
О том, как получить гранты от фонда «Сколково», как избежать ненужных рисков и в какие отрасли экономики стоит сейчас активно вкладывать деньги, в интервью корреспонденту РБК daily Виталию Петлевому рассказал инвестиционный директор фонда «Сколково» Александр Лупачев.
Александр Лупачев, инвестиционный директор Фонда «Сколково»Родился в 1975 году в Подмосковье. В 1997 году с отличием окончил МГИМО, в 2004 – бизнес-школу Гарвардского университета (США). В 1997-2002 годах работал в консалтинговой компании Accenture, с 2004 г.?—?на руководящих должностях в сфере прямых инвестиций (компании Access Industrues, Delta Private Equity,Finam Capital).
— Как инвестиционный комитет «Сколково» оценивает проекты перед принятием решения, давать компании грант или нет?
— У нас разработана четкая методика, позволяющая оценить рыночный потенциал и международную конкурентоспособность проекта. При анализе конкурентных преимуществ технологии мы полагаемся на мнение авторитетных экспертов, в т.ч. зарубежных. Когда речь идет об оценке перспектив бизнеса, мы прислушиваемся к мнению венчурного сообщества. В большинстве случаев, когда мы выдаем гранты, мы ожидаем, что в проект войдем не только мы, но и сторонний инвестор, который профинансирует паритетную сумму. Наиболее распространенные пропорции — 50/50, но бывают исключения, например 1/3 или 3/1. Это зависит от размера проекта. Мы требуем присутствия соинвестора для того, чтобы правильно оценить проект с рыночной точки зрения.
Не секрет, что для большинства венчурных фондов на один проект, который они финансируют, есть еще пять-шесть проектов, которым они могли бы в принципе дать деньги, но отказали по тем или иным причинам. К примеру, эти проекты недостаточно безопасны для финансирования со стороны одного инвестора. И, если кто-то соглашается соинвестировать в конкретный проект, то фонд уже с большим комфортом входит в компанию. Другими словами, присутствие такого института развития, как фонд «Сколково», позволяет значительно расширить круг венчурных сделок. У большинства фондов сейчас отбор 1/100.
— Но ведь в международной практике нормальные показатели — один к десяти, когда одна компания приносит фантастическую прибыль, пять выходят в ноль, а остальные закрываются.
— Это теория, в которую я сам верил, когда был студентом. Но потом, когда я начал работать в инвестиционной сфере, выяснил, что подобная статистика действует только в отношении развитых рынков и успешных фондов, которые глубоко вникают в технологию, активно участвуют в жизни компании, помогают им расти и активно капитализироваться. И даже у таких фондов показатели примерно такие, как вы озвучили. У неуспешных фондов могут все десять из десяти проектов обанкротиться.
— И много в России таких фондов?
— Ориентировочно три четверти. Можно спросить не только меня, но и других участников рынка. Объективно венчурное сообщество в нашей стране молодое. Поэтому, развивая инновационную экосистему, фонд «Сколково» старается активно работать и с венчурными фондами, используя их навыки и ресурсы для рыночной оценки сделок.
Другими словами, присутствие такого института развития, как фонд «Сколково», позволяет значительно расширить круг венчурных сделок.
— А какова максимальная сумма гранта, который можно получить в «Сколково»?
— В апреле этого года была одобрена инвестиционная политика фонда. Она описывает наиболее типичные сценарии как для заявителя, так и для инвестиционного комитета. Сейчас максимальная сумма гранта 300 млн руб., она подразумевает трехкратное софинансирование со стороны внешних инвесторов. То есть максимальная сумма проекта получается 1,2 млрд руб. Но если есть успешная компания, способная сделать продукт или услугу мирового уровня, у нас будет возможность поддержать ее грантами более чем один раз.
— И как вы оцениваете, количество проектов, которые вам выдвигают на софинансирование, увеличивается?
— Да, в среднем число выдвигаемых проектов растет, так же как и растет их качество, которое мы меряем исходя из опыта заявителей, конкурентоспособности проекта и их опыта акцион еров и соинвесторов. Это три основных фактора, которые определяют успех проекта.
Говоря об инвестиционной политике фонда, стоит отметить одну очень важную новацию. Так называемая стадия «ноль» — стадия посевного финансирования, когда мы предоставляем микрогранты на сумму до 1,5 млн руб. У нас есть возможность предоставлять их совсем молодым компаниям, у которых есть только идеи, но еще нет прототипа, то есть нет образца, на который можно посмотреть. На стадии «ноль» софинансирование не требуется.
Но дальше мы ожидаем, что по результатам такого микрогранта компания сможет создать прототип продукта, подготовить качественный бизнес-план, что позволит ей привлечь стороннего инвестора и выполнить наши требования по софинансированию. И здесь нужно учитывать, что администрирование таких грантов у нас отведено на уровень руководителей кластеров. Микрогранты на инвесткомитет, как правило, не выносятся.
— Каким образом бюджет на микрогранты распределяется между отраслевыми кластерами фонда «Сколково»?
— Есть определенные нормативы, но они носят больше рекомендательный характер. Навскидку могу сказать, что общий бюджет в этом году, выделенный на гранты, — более 3 млрд руб. Из них 5% выделены на гранты стадии «ноль», то есть на микрогранты. Они распределяются более-менее равномерно между пятью кластерами. Из пяти кластеров три относятся к наиболее популярным венчурным направлениям: IT, biotech и cleantech — на них в мире приходится более 99% венчурного финансирования. В этом смысле Россия находится в тренде мирового развития. Но в фонде также развивается и два специфических российских направления — это ядерный кластер и кластер космических технологии. Это, собственно, гордость нашей страны, и мы считаем необходимым их поддержать.
— Но они не так популярны у инвесторов?
— Это действительно так. Связано это с двумя причинами. Во-первых, технологии эти весьма специфичны и развиты более-менее в пяти-шести странах. Вторая причина состоит в том, что эти технологии зачастую имеют двойное назначение. Что мы видим в качестве положительного тренда, так это то, что в рамках этих направлений появились сугубо коммерческие проекты. Они связаны не с большими госпрограммами, а нормальным гражданским применением.
— По этим направлениям не так много будет проектов, видимо, приходить? Частных денег в этих кластерах будет мало?
— Пока не было прецедентов, поэтому нет возможности ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение. Из того что я вижу: пока интересы инвесторов в основном связаны с типичными для мировой практики направлениями: IT, cleantech и biotech. У нас уже подписаны соглашения об аккредитации с шестью фондами. Общая сумма обязательств с их стороны сейчас составляет порядка 90 млн долл. (2,5 млрд руб.), что достаточно существенно.
На этот год план таков: к концу года мы ожидаем, что сможем подписать соглашения об аккредитации с двадцатью фондами на сумму не менее 200 млн долл. И у нас есть серьезные основания полагать, что мы этой цифры сможем достичь.
— Спасибо за беседу.